Мои гуси-лебеди [рассказы о детстве] - Георгий Дмитриевич Гулиа

— Пойдем через Новые планы, — сказал Володя.

А какая разница? Все равно мимо Панджо и Вартана не прошмыгнуть.

— Тогда через Подгорную улицу.

Нет, и она, эта Подгорная, ничего не даст. Панджо и Вартан точно ястребы, у них зоркий глаз…

Володя молча встает, набивает себе карман галькой и решительно говорит:

— Пошли!

— Как пошли?

— А вот так! — Он бесстрашно шагает вперед.

Я следую его примеру: тоже запасаюсь камнями и тоже шагаю вперед. А поджилки у меня трясутся. Ей-богу!

Мы идем словно греки на Фермопильскую битву. Собственно говоря, у нас с Володей, как и у них, нет выбора. Только вперед!

Мы шли, прижимались к домам, чтобы не особенно выделяться. Шли озираясь. Кувшины были изрядной помехой. Но что поделаешь? Ведь поход наш связан именно с кувшинами. В случае внезапного нападения эта обожженная глина ни в чем не могла нам посодействовать. Она, скорее, потянула бы нас вниз, подобно гире, привязанной к слабому пловцу.

Каждый мальчик, вдруг выныривавший из подворотни, заставлял нас вздрагивать. Руки наши машинально опускались в карманы.

— Вартана не боюсь, — говорил Володя. — А этот Панджо любит драться головой. Ты сжимай челюсти. Слышишь?

— Слышу.

— Бей его в солнечное сплетение.

— Хорошо.

— Или ногою в пах.

Мы медленно подвигались вперед, не чувствуя августовской жары.

— Они нападают по трое, — продолжал Володя, и у меня волосы становились дыбом.

Скажу откровенно: мы больше на словах дрались. А на самом деле сторонились любого хулигана, любого задиры. Но нам не хотелось слыть овечками, и мы громогласно утверждали, что наша стихия — драка…

Время было предобеденное, и Вартан вместе с Панджо и другими пацанами наверняка ошиваются возле артезианского колодца. В общем, перспектива неважная…

Как ни странно, мы не встретили ни одного заклятого врага, даже не верилось: что же это такое? Неужели повезет?

Мы благополучно достигли двора Лефтера. (Это был некий мифический владелец артезианского колодца. Какая-то старуха взимала по копейке за каждый сосуд — ведро, кувшин или графин.)

Мы выстояли порядочную очередь. Володя приналег на ручку насоса, и холодная подземная вода потекла в наши кувшины.

Полдела сделано… Пронеси, господи!

Мы возвращались, по-прежнему прижимаясь к домам, используя каждый выступ как укрытие. Вот мы достигли некой площадки, где дети играли в футбол «в одни ворота», ибо для других ворот места недоставало.

Вдруг перед нами как из-под земли выросли Вартан, Панджо и еще какие-то сопляки.

— Вот они! — взвизгнул один.

— Так! — сказали Вартан и Панджо, хватая нас с братом за грудки.

— Что надо? — закричал я.

— Зачем дрался?.. Там… На поле… Помнишь?

— Нет, это был не я!

— Как не ты? — Панджо безжалостно накручивал мою рубашку себе на руку.

Вартан то же самое проделывал с братом. Нас окружали пацаны и галдели во вето глотку.

Неожиданно Володя резко присел и бросил на себя Вартана, не выпуская из рук кувшина.

— Ах так?! — вскричал Вартан.

Какой-то пацан дал мне подзатыльник. Я уткнулся лицом в грудь Панджо и сумел вырваться. Я побежал, а наперерез мне неслись босоногие бесенята.

Мне было нелегко — кувшин был слишком тяжел и дорог. Я мчался, делая круги, в центре которых находился Володя.

— Драпай! — крикнул я ему.

Легко сказать «драпай». А куда драпать? Лицо у Володи было в крови. Но и Вартан сморкался кровью. Я решил занять удобную позицию и попытаться отогнать преследователей своими камешками. Первая же галька угодила кому-то в голову. Над полянкой прокатился отчаянный вопль.

Володя бросился в мою сторону. Он уже был почти что рядом со мной, когда какой-то меткий стрелок угодил камнем в его кувшин.

У Володи в руках осталась одна ручка. И это привело его в ярость.

Он бросился на врагов. Те не ожидали от него ничего подобного. Володя сбил с ног первого же попавшегося на пути мальчишку и понесся дальше. Вартан и Панджо опешили.

Через секунду я увидел Вартана на земле, а Панджо спасался бегством.

Однако камни имелись в достатке не только у нас. В мою сторону полетел целый град — только успевай увертываться!

А Володя продолжал преследование. Он по-прежнему пребывал в ярости. Вдогонку ему летели гальки. Одна из них угодила в спину Панджо, и тот взревел.

Володя повернулся на сто восемьдесят градусов и атаковал пацанов, стоявших тесной кучкой. Это был настоящий бык, выпущенный на арену испанского цирка. Я сам впервые видел Володю в таком состоянии.

Пацаны рассыпались в разные стороны.

Я не знаю, чем бы закончилось это сражение, если бы не явилась к нам подмога в лице Нурбея Дзяпш-ипа. Он словно с цепи сорвался…

— Где? Кто? Кого? — заорал он, бросаясь то в одну, то в другую сторону. — Кого хватать? Кого бить?

Поле боя было очищено от неприятеля…

— Нурбей, — сказал я, — все это Панджо и Вартан.

— Эй, трусишки! — кричал Нурбей. — Давайте один на один!

Он был моложе меня и даже моложе Володи, однако драчун отчаянный. Он хвастал, что носит в кармане перочинный ножик. Но это, как я теперь понимаю, были одни слова, одно бахвальство…

Володя собрал черепки от кувшина. Я до сих пор не знаю, зачем он это сделал, зачем понадобились они.

Мы втроем пошли своей дорогой. У Володи на лице алела кровь его противника.

— Я дал ему кулаком в нос, — скромно сказал он.

В ближайшей канаве он умыл лицо и вытер его сухой травою.

— Я их отнесу маме, — сказал Володя, демонстрируя черепки.

— Да брось их, — посоветовал Нурбей.

— Нет, я покажу маме.

Надо было придумать легенду, объясняющую появление черепков и исчезновение кувшина с водой.

— Да вот же вода! — сказал Нурбей, указывая на мой кувшин.

— А другой кувшин?

— Подумаешь, другой! Разбился — и все!

— Верно! — обрадовался я. — Володя, ты разбил кувшин нечаянно.

— Я? — возразил Володя. — А почему я?

— Мы же не могли разбить его вместе.

— А почему не могли?

— Маму боишься? — съязвил я.

— Нет.

— А кого же?

— Никого!

Он говорил правду. Я всегда считал, что он храбрый, что он действительно никого не боится…

— Нурбей, — сказал я, — ты подоспел вовремя.

— Я их еще встречу, — погрозился Нурбей.

Мы присели на скамеечку, которая пустовала в этот час возле чужого подъезда.

— Вода потеплеет, — сказал Нурбей.

— Нет, — возразил я. — Смотри: кувшин мокрый.

— Ну и что?

— Это значит, что вода снаружи испаряется, а внутри остывает.

Нурбей не понял всей премудрости моих слов.

— Мы пошли, — сказал я и кивнул Нурбею.

У калитки меня задержал Володя. Он сказал:

— Лицо у меня чистое?